Про заказные материалы, фейки, скандалы и стагнацию в региональной журналистике - в интервью с редактором и общественно-политическим экспертом.
- Про «Кировскую правду» и Юрия Дудя
- Про взлёт и падение «Вятской особой газеты»
- Про творческую интеллигенцию и алкоголь
- Про Союз журналистов и выборы
8 сентября - международный день солидарности журналистов. Это хороший повод поговорить о том, как устроена профессия, которая последние сорок лет менялась вместе со страной и была наглядным её отражением.
Редактор портала Свойкировский встретилась с редактором журнала «Товар-Деньги-Товар», ведущим радиостанции «Эхо Москвы в Кирове» Николаем Голиковым. В этом году он получил медиа-премию «Признание» в номинации «Журналист года» и по иронии судьбы тут же остался без работы. Что в целом не мешает ему иронизировать в ответ и оставаться оптимистичным, делая довольно грустные социально-экономические и политические прогнозы.
В 80-е он печатался в «Комсомольском племени», «Выборе» и занимался самиздатовским журналом «Авангард», в начале 90-х возглавил газету «Товар-Деньги-Товар», потом был главредом «Кирова вечернего» и «Особой» газеты. В нулевые работал замредактором московского журнала «Автомагистраль», позднее - секретарём газеты «Губернские вести» и главредом «Нашего варианта» (сегодня - «Репортёр»). С 2006 по 2014 год Николай Голиков был главным редактором «Вятской особой газеты», последние три года он возглавляет журнал «ТДТ».
Про «Кировскую правду» и Юрия Дудя
Николай, можно я сейчас не буду спрашивать про ваш творческий путь и как вы пришли в профессию. Скажите лучше, вы верите СМИ?
- Да, я верю СМИ. Но, во-первых, всегда есть определённая фильтрация. Ты выбираешь каналы, которые кажутся наиболее реальными, сопоставляешь информацию и делаешь выводы. Бывает, видишь, что кто-то приврал. Но я же не обыватель, я изнутри знаю, как это происходит. Чаще всего - просто по ошибке. Наглых фейков в СМИ, не считая тех, которые я сам создаю, нет. А я создаю фейки из любви к искусству. Я всё-таки писатель.
Какой последний фейк вы создали?
- Самый удачный фейк - статья в журнале «Товар-Деньги-Товар» под названием «Охудевшие». Как любовь завела Никиту Белых на 21-ый этаж здания. Там такое квази-повествование в духе Хорхе Луиса Борхеса: с подробностями, со ссылками на несуществующие источники, на факты, которые никем не подтверждены, но якобы нашедшие подтверждение. История основана на нескольких реальных пунктах. Опираясь на них, я построил свою историю. Она имеет мало общего с реальностью, но очень правдива.
Роль СМИ вообще сильно изменилась. Источником информации и производителем информационного продукта сегодня может быть любой пользователь сети. И ему будут верить не меньше, чем СМИ. Вам, как представителю старой школы, комфортно в этих новых реалиях?
- Совершенно нормально.
А почему вы тогда не зарегистрированы в соцсетях, например?
- Мне это не нужно.
Это огромный канал получения информации. Откуда черпаете информацию вы?
- От людей. Мы, журналисты старой школы, общаемся с людьми, ходим, слушаем, говорим. Вот вы сейчас берёте у меня интервью, но я с вами поговорю и у меня возникнут определённые выводы из тех вопросов, которые вы задаёте. В итоге я всё равно получу больше, чем вы.
А как же лучшие профессиональные практики, тренды. Вас это не интересует?
- Лучшие профессиональные практики я беру из литературы. Мы же должны писать качественно, образно. Я, наверное, единственный журналист в городе, который до сих пор любит прилагательные и вводные слова. И меня это очень выручает в судебных процессах, когда надо говорить юридическим языком. Мои прилагательные могут показаться кому-то обидными, но доказать их обидность невозможно, потому что вводные слова и прилагательные создают определённый фон, но не более того. И доказать, что этот фон негативен, крайне сложно.
Хорошо. Вы знаете, кто такой Юрий Дудь?
- Да, смотрел. Мне сложно оценить его профессионализм, то, чем он занимается, - это немножко не моя работа. Слушать, смотреть, анализировать, считать - вот это моё. Но он мне нравится, я смотрю его интервью с удовольствием. Он не делает из себя репортёра. Когда я работаю на «Эхе», мне приходится делать над собой усилие, потому что я ведущий, а мне иногда хочется побыть не ведущим. Он же делает то, что хочет. И в этом плане он счастливый человек. Я ему в чём-то завидую.
Кого ещё читаете, смотрите? Про местных особенно интересно. Только давайте без кокетства.
- А в чём тут может быть кокетство?
Кокетство обычно в том, что начинают перечислять своих старых боевых товарищей и раздавать поклоны в знак уважения. Но это, как правило, не имеет ничего общего с реальным положением дел.
- Мои старые боевые товарищи уже сошли с дистанции. Юра Беляев, например. Он долго работал в «Кировской правде», в «Губернских вестях», но его уже не помнят. А это человек, который писал изумительные вещи. Он знал столько слов! Мы работали в «Губернских вестях», это была губернаторская газета, и там было много сухой, официальной информации, написанной по просьбе губернатора. Но он даже в лиде умудрялся такое слово вставить, что мы в словари лезли.
А зачем? Это же шифрование смысла, оно раздражает читателя.
- Да классно. Когда мы работали в «Вятской особой газете», со мной работал Егор Михалёв - талантливый парень, тоже не у дел сейчас. Но он всегда находил такие слова, что мне приходилось спрашивать, что это слово значит. А он смеялся, и мы это слово обязательно ставили. Я благодаря этому столько слов узнал, столько синонимов. А сколько звонков было от читателей. Они спрашивали, что это значит - то есть они читали, и им было интересно. Всегда же должен быть какой-то крючок, на который попадётся читатель. Что-то должно раздражать, злить или заставить улыбнуться - не важно. Мы в «Особой» работали на этом злении много лет и делали это успешно. Было много звонков, когда человек говорил: «Я не хочу открывать вашу газету, потому что я вижу у вас то и это». Я говорю, не открывайте. Но он снова звонит через неделю, потому что снова её открыл.
А насколько тогда был конкурентен рынок СМИ? Может, ему просто открывать было особо нечего?
- Рынок тогда был насыщен. Выходили «Вятские губернские ведомости», вполне себе цветущим был «Наш вариант» и бумажный «Вятский наблюдатель».
Вспоминаю Валеру Фокина, который тоже сейчас не у дел после аварии. Редчайшее ДТП - человек попал под гребной винт лодки, его собрали по частям. Мне чужда его идеология, но я смотрел, как он пишет, как умеет меня увлечь цитатками из золотого фонда. Я у него научился в текстах использовать анекдоты, и теперь это мой конёк.
Если говорить о тех, кого я сейчас читаю, то специально - никого. Когда работаю над темой, я начинаю искать информацию, натыкаюсь на мнения, и мне всегда это интересно. С удовольствием читаю «Репортёр» - ту часть, которая не продана. Там хороший, агрессивный язык. Красный «Наблюдатель» читаю. Он всегда был безграмотным, таким и остался, но у них есть энергетика. На вас [Свойкировский] в последнее время стал натыкаться. Читаю Серёжу Смолина, где бы он ни работал, потому что знаю, что он всегда глубоко роет. В «Вятском крае» сейчас работают нормальные ребята, с тех пор, как туда пришёл Андрей Таджибаев. Хоть там и смешно всё, но они делают интересно. Из федеральных часто читаю «Медузу».
Про взлёт и падение «Вятской особой газеты»
Вы сейчас редактор журнала «ТДТ». Какова миссия издания? Кто вы?
- Это журнал для тех, кто принимает решения, - бизнес, правительство, различные институты типа судов. Мы хотели бы каждого нашего читателя знать в лицо и жать ему руку хотя бы раз в жизни. Практически получается. Там всегда высказываются спорные мнения. Я делаю это специально, чтобы вызвать полемику. И когда люди начинают переходить на личности: «А кто ты вообще такой?», я сразу понимаю, что попал в точку. Мы создавали этот журнал в 1992 году, я был его первым главным редактором. Изначально это была такая кировская калька «Коммерсанта». Помните ранний «Коммерсант» - он был очень злой, с офигенными заголовками? Я туда ездил на практику, мы с ними дружили, поставляли информацию, печатали их информацию, и они за это разрешали нам с ними потусить.
«Коммерсант» во многом изменился, в том числе по стилистике текстов. А в «ТДТ» до сих пор присутствует эта олдскульщина в виде игры слов, зашифрованных смыслов, аналогий в заголовках. Это зачастую выглядит неким графоманством. Для вас это развлечение?
- Развлечение, безусловно. Но когда ты находишь неожиданный заголовок - забавный, ёмкий, вызывающий улыбку - ты же потом весь день ходишь довольный. Это же радость, а я должен получать удовлетворение от работы. После того, как текст уже написан, я с ним очень долго работаю. Это ещё от стихов осталось, когда я целую неделю в своих стихах мог одно слово менять на другое. А сейчас я эти стихи читаю и думаю, зачем я это делал? Здесь то же самое. Заголовки я часто меняю уже перед печатью и бываю потом недоволен. Чем плоха печать - уже не поправишь. И чем плох интернет - поправить можно что угодно в любой момент.
«ТДТ» окупается?
- Нет. Он сводит концы с концами. Затраты на полиграфию, распространение и содержание меня, как единственного штатного сотрудника, частично покрываются рекламой, частично джинсой, но всё равно владельцу каждый раз приходится вкладываться. Поэтому мы сейчас взяли паузу и приостановили выпуск журнала. Владелец пока не способен финансировать недостающую разницу. Поэтому фактически я пока безработный. Но в конце года мы обязательно выйдем. Уже есть материалы, заказанные и оплаченные в этот номер.
Вы уже сказали, что у вас в любом случае есть заказчик - ваш издатель. Но есть другого рода заказные материалы. Много у вас таких?
- Я их постоянно пишу. Вот взять судебные истории. Они всегда имеют заказчика. Например, человек, который считает, что в первой инстанции с ним обошлись несправедливо. Он это уже не может рассказать в суде первой инстанции, потому что этот суд закончился. В суде второй инстанции эти аргументы уже не примут. Можно только поднять некую волну в СМИ, положив эти публикации в суд. Я себе уже 10 звёздочек нарисовал из 15 таких заказушек, когда удалось донести до судей и даже прокуроров точку зрения заказчика.
А политические заказы и сведение счетов в бизнесе? Этим занимаетесь?
- В «ТДТ» этого нет. А вообще заниматься этим, конечно, приходилось и довольно долго. Ну сами смотрите, «Вятская особая» существовала восемь лет, издавалась вполне себе понятными ребятами, которым нужно было защищать свои бизнес-интересы. Мы тогда имели рекламу только первый год, потом нам её перекрыли. Тем не менее за восемь лет вложения были около 12 млн рублей, а прибыль - порядка 120 млн. Это за счёт того, чем занималась газета, в том числе по арбитражной практике, по судам, по борьбе с естественными монополиями и так далее.
Это далеко от нейтральной, объективной журналистики. Как вы чисто по-человечески для себя этот вопрос решаете?
- Очень просто. Есть группа людей, которые хотят решать свои проблемы. Мы с ними предварительно обсуждаем, кто наши, кто не наши. Предположим, кто-то из их «не наших» для меня очень даже «наш». Я говорю, ребята, давайте сделаем его фигурой «молчания». Таким образом, есть несколько фигур, которые в «Особой газете» за восемь лет были ни разу не упомянуты, несмотря на то, как они себя вели. Иначе я не смог бы в этом городе жить, если бы стал своих «мочить». Хотя приходилось через себя переступать несколько раз.
Например?
- Например, Олег Валенчук. Мы с ним выросли вместе.
С учётом всего этого, насколько вы рукопожатны сегодня?
- Как ни странно, скорее да, чем нет. Мне почему-то жмут руку даже те люди, которым я её не протягиваю. У меня есть слабое утешение, что они это делают, потому что считают нужным показать, что знакомы со мной. Видимо, я имею какой-то вес. Не верю в это особо, но получается, что так.
А вообще я часто сравниваю себя с шутом при королевском дворе - всем нельзя, а ему можно. На «Эхе», например, раньше работало много таких активно-агрессивных, как я. При Никите Белых по звонкам всех вычёркивали из эфиров, а меня оставили. Шуту позволено шутить, изгаляться, высмеивать. Может быть, так, и это тоже хороший статус.
Вам в каком формате чаще всего пальцем грозили?
- Во всех. До слежки, угроз и избиений в 90-х годах. Но меня лично бог миловал. Мы тогда должны были быть впятером, но я не вышел из редакции и остался цел. В нулевых стало проще, но угрозы были всегда. Это нормально. Со временем просто понимаешь, что большинство этих угроз не реальные. Да и потом, что с меня взять?
Вы всё время вспоминаете «Вятскую особую», которая закрылась в 2014 году. Что тогда случилось?
- Работа в «Вятской особой» - это самый классный период в моей жизни. Но сама газета с трудной судьбой: сначала перекрыли рекламу, потом стали перекрывать распространение. На момент губернаторства Белых у нас оставался только один канал распространения - Почта России. В том числе их ларёк в сером доме. Я как-то на встрече сказал Никите Юрьевичу: да что ж такое, нас перестали продавать, вы либеральный губернатор, а тут такое дело. Он всплеснул руками: да как же, единственная область, где есть запрещённая газета, Борис (Борис Веснин - министр информационной и внутренней политики - ред.), разберись. Борис разобрался - на следующий день нас перестали продавать в Почте России.
Когда дело пошло к выборам, у газеты остался только один владелец, двое сбежали. К нему подъехали от Никиты [Белых] и сказали: или вы поддерживаете нас, а мы - вас, или кирдык. Он попробовал пойти на компромисс - из правительства ему присылали замечания по газете, он пересылал их мне с целью их не повторять. Но это был абсурд. Судя по замечаниям, я должен был издавать «Кировскую правду». Мы с владельцем договорились, что Никиту не трогаем вообще, пусть избирается. Попробовали работать в такой странной конфигурации: Никита - хороший мальчик, а все остальные плохие. Но это тоже не устроило. Мы посовещались, решили, что «Кировскую правду» издавать не хотим, я колоночку написал «колючую» за неделю до выборов. Потом мы выпустили ещё один номер просто потому, что у нас был кредит доверия в типографии. И всё.
Считаете себя виноватым?
- Конечно. Возможно, согласись мы на те условия, пережили бы тот период в мягкой форме. Да, были бы ещё одной «Кировской правдой» какое-то время, но потом всё бы возобновилось. Но я не один это решал, мы все тогда решили, что не стоит.
Вы же там всё время с кем-то судились. Даже с Вятской епархии денег содрали. Это позиция такая была, имиджевая составляющая или что?
- Если говорить про епархию, это период, когда у меня работала Лена Овчинникова. Она недосказаний не любит, она лучше больше скажет, чем надо. И я знал, на что я иду. Но мы ни одного дела по статьям Овичинниковой не проиграли. Обиженных было очень много, но фактура была соблюдена. Всё написанное было по существу.
Судов было много и некоторые из них были очень интересные. Мы судились с Валерием Туруло (экс-депутат ОЗС - ред.), при том, что мы с ним в хороших отношениях. Было смешно, он обиделся на то, что я написал, что он не коммунист, а бизнесмен. Он счёл слово «бизнесмен» оскорбительным и доказал это в суде с точки зрения себя как коммуниста. Знаете, какую фразу мне пришлось опровергать? «Не лох же Туруло, не дебил, а предприниматель». Я с удовольствием все варианты опровержения привёл. В итоге он мне позвонил, говорит: Голиков, ну сколько можно? Я говорю, Валер, ну из-за чего судились-то?
Про творческую интеллигенцию и алкоголь
У вас довольно эпатажная репутация тогда была. Музыкант, поэт, дерзкий журналист, скандальный редактор, крепко пьющий человек. Это всё правда?
- Правда. Я лежал в отделении острых алкогольных психозов, находился там три недели. Не лечился, меня туда поместили. После этого вышел, снова запил. Был период, когда я 12 лет вообще не пил. Сейчас у меня прекрасные отношения с алкоголем - могу пить, могу не пить.
Среди журналистов вообще много пьющих людей. И это никак не связано с политической и какой-то другой позицией. Чем вы это объясняете?
- Мне кажется, это сила традиций. Когда я был непьющим журналистом, я это на себе испытал. Потому что я стал немного изгоем: «Да как это, мы тут сидим, душу изливаем, а он трезвый, поди ещё и записывает всё». Здесь так же, как с поэтами, литераторами и всей творческой интеллигенцией, которой надо сесть и взгрустнуть о потерянной родине, о деревне родной, об утраченных идеалах.
Ну сейчас творческой интеллигенции есть о чём грустить: арест Кирилла Серебренникова, обыски у Зои Световой и так далее. Что вы об этом думаете?
- Я думаю, это возврат 80-х годов. Мы в такие времена уже жили и в КГБ бывали. Откуда я хорошо знаю вице-президента Вятской торгово-промышленной палаты Юрия Исупова? Он меня допрашивал. Но тогда это называлось беседа, а не допрос. Памятник Дзержинскому, который открыли в Кирове на днях, тоже говорит о том, что всё возвращается. Был период в начале путинских лет, когда люди искусства немного сократили свою идейную позицию, им нравился Путин, они перестали быть голосом общества, перестали быть элитой. А ситуация с Кириллом Серебренниковым говорит о том, что представители интеллигенции снова становятся властителями дум. Но не в том направлении, в котором надо государству. И получается, что этот лидер мнений идёт мимо скреп, мимо генеральной линии. С ним, возможно, были какие-то предварительные беседы, где ему пытались объяснить, что он делает не так. А он не понимал, и это нормально. Я тоже был в ситуации, когда нас «вяжут» за то, что мы пишем стихи.
Но вы не брали у государства деньги на эти стихи.
- Это скользкий момент. И это, скорее, повод. Потому что деньги у государства берут многие, но чтобы арестовывать и судить - так бывает не со всеми. Я думаю, не было там никакого злого умысла, просто повод всегда можно найти.
Мы ведь 80-е годы вспомнили не только потому, что пошёл возврат к репрессивным мерам. 80-е - это те же проблемы с бюджетом, те же санкции, та же Олимпиада, та же борьба с пьянством. Чем это всё кончилось? Тогда мы воспринимали это радостно, это была неизвестность, но вместе с тем - движение вперёд. А сейчас я уже не знаю, смогу ли всё это снова пережить. Тогда мне было 30, сейчас - почти 60, и я уже не хочу, чтобы всё это возвращалось.
Вы в этом году получили медиа-премию «Признание» как лучший журналист года. На вручении пошутили: «Не прошло и 40 лет». Для вас это что-то значит?
- Эта наша старая дружба с Николаем Липатниковым (Президент Вятской ТПП - ред.). Он прекрасно знает, что я миллион раз мог стать лучшим журналистом, и прекрасно понимает, почему не становился. Поэтому я и пошутил: «Да, Николай Михайлович, не прошло и 40 лет». На самом деле всё хуже. Потому что полтора года назад я сидел с хорошими друзьями, надвигалась какая-то премия, и кто-то из них сказал: «Пора тебе, Коля, побеждать». А я ответил, что мне до пенсии осталось три года, и я скорее выйду на пенсию, чем что-нибудь получу. Мы поспорили на 10 тысяч рублей. И я проиграл (смеётся).
Про Союз журналистов и выборы
То, что происходит с вятской журналистикой сейчас, - некая стагнация. Практически никто никуда не развивается. Уезжает довольно много молодых ребят, которые имеют неплохой потенциал. Владельцы и редакторы публично и со скандалом делят издания. Это можно считать кризисом региональной журналистики?
- Нет, потому что СМИ просто отражают то, что происходит вокруг. Стагнация сейчас везде, особенно в политике. А СМИ к политике ближе, чем кто-либо ещё. Владельцы СМИ - люди, как правило, имеющие, что терять, поэтому они прислушиваются к рекомендациям властей.
Это просто время такое. Его надо пережить, как беременность. У нас же регион депрессивный, всё, что происходит в стране, на нём отражается с большей силой. Я понимаю тех, кто уезжает отсюда в крупные города. Просто в Москве, в Казани, в Питере, в Самаре - там ещё есть запас жирка, и будущее ещё не наступило. У нас оно уже наступило. Им оттуда можно ехать к нам, смотреть, что дальше будет в стране. Это, безусловно, стагнация, но это не вечный процесс.
Такие периоды длятся не 100 лет, а лет 10-12. Как диссонирующий интервал должен во что-то разрешиться, он не может долго висеть.
Вы член Союза журналистов Кировской области, который в прошлом году вернулся в публичное поле. Раньше профсоюзы занимались защитой прав трудящихся, блюли некий этический кодекс, тусовки устраивали. Чем этот орган занимается сейчас?
- В советское время этот орган был фактически государственной организацией. Она считалась общественной, но финансировалась государством. У неё были свои дома отдыха, здания, возможности объявлять премии. В начале века это всё постепенно сдохло за ненадобностью. Орган, защищающий журналистов? От кого сейчас защищать? В Москве в последнее время произошла некая переоценка роли журналистов, и по команде из Спасской башни было решено этот орган активизировать. Появились какие-то спонсоры и средства, чтобы закрыть долги старого Союза, отстояли здание Домжура (Дома журналистов - ред.) и так далее. Сейчас появились деньги из федерации, и этот Союз может финансово помогать пожилым журналистам, в этом году должен пройти некий грантовый конкурс, где в каждом регионе Союз будет поддерживать негосударственные издания. Единственная оговорка по участию в этом конкурсе - чтобы в издании работали не менее трёх членов Союза журналистов. На регион будет выделено порядка миллиона рублей. Если вспомнить, что у нас негосударственных СМИ немного, особенно тех, где работают не менее трёх членов Союза, это вполне себе нормальная штука, я планирую в этом поучаствовать.
То есть вы вступили в Союз не только потому, что старые товарищи попросили, а потому что реально чувствуете в этом перспективу?
- Конечно, я вступил потому, что Женя (Евгений Дрогов - председатель Союза журналистов - ред.) предложил. Я сказал: «Жень, напиши статью в «ТДТ», а я вступлю в Союз». Я даже заявление не писал, он сам всё за меня сделал: нашёл какие-то мои публикации, согласовал, меня приняли. Просто ему нужно было формировать правление из людей, которые стали бы работать.
У нас целый план работы по привлечению молодых журналистов. Но так как он планировался исходя из обещаний Москвы, что они нам дадут денег уже в этом году, а они не дали, мы пока свернули план. Сейчас наводим порядок в Союзе, там было 350 членов, половина из которых уже умерли. Мы выяснили, сколько их реально, провели Съезд журналистов Кировской области, чтобы посмотреть, кто живой, кто что делает, кому что нужно. Ведём работу по поддержке районных СМИ, потому что их просто утоптали.
Работа по поддержке чего-либо - это, как правило, отсутствие работы.
- Нет, к нам приходят обращения от районных СМИ, и там совершенно тупые вещи. Например, им приходит уведомление, что они должны отчитаться по использованию программного обеспечения. Они пишут письма в правительство с вопросом, что им делать, а правительство им не отвечает. Поэтому мы берём эти бумаги, говорим, что надо писать, а что не надо. И таких вопросов очень много.
Вам не кажется, что Союз журналистов за то недолгое время, как о нём снова заговорили, уже пару раз себя дискредитировал?
- Нет. А чем?
Первая история: открытое письмо в поддержку врио губернатора, которое было написано от лица Союза журналистов и подписано, в том числе, его председателем Евгением Дроговым. Который на следующий день сказал, что ничего не подписывал. Что это было?
- Я понимаю, почему они так себя повели. Во-первых, у Союза изначально нет ни полномочий, ни желания противопоставлять себя власти. Это не политическая организация, а профессиональная, и власти она должна быть максимально лояльна. Соответственно, Евгений Дрогов вступать в контры с властью из-за этой подписи просто не мог. Он позвонил Бекетову (и.о. министра внутренней и информационной политики - ред.), они о чём-то поговорили и разошлись. Я придал всей этой ситуации чисто юмористическое значение, потому что обе стороны этого неожиданного конфликта повели себя одинаково забавно. И во-вторых, мы же тогда хотели провести Съезд журналистов и надеялись на помощь власти. В итоге мы провели его без помощи правительства, но с его участием.
Второе: истории «Вятского Наблюдателя» и сайта Kirovnet. Когда медиаменеджеры не просто публично делят СМИ, а фактически отнимают его друг у друга. Участники этого процесса - члены Союза журналистов. Но профессиональное сообщество в целом и Союз в частности промолчали по поводу обеих ситуаций. Как насчёт этики?
- Я не вижу здесь никакой этики. Я сам был в таком скандале в начале нулевых, когда работал в Москве. Я тогда занял сторону учредителя и проиграл. Такие вещи в бизнесе происходят регулярно, а это бизнес. С деятельностью журналистов это никак не связано, обычные корпоративные разборки. Не думаю, что Союз журналистов успел себя как-то дискредитировать. На волне позитивных действий мы успешно поучаствовали в Гражданском форуме, в Съезде журналистов, сейчас думаем над тем, как вернуть журналистский фестиваль «На семи холмах».
- Пойду. Специально пораньше приеду из Москвы в воскресенье.
А почему вы сами не избираетесь? Это сегодня достаточно логичный сценарий: получил профессиональное признание, сделал имя, имеешь полезные знакомства, идёшь в депутаты.
- Вы же немножко знаете мою биографию. Меня с ней можно закопать так, что даже рогов торчать не будет - начиная с морального облика и кончая всем остальным.
После того, как Дональд Трамп стал президентом, можно уже не быть столь категоричным.
- Это Америка. У нас бы он не прошёл муниципальный фильтр.
Я туда [во власть] никогда не рвался, потому что мне интересно здесь. Здесь я могу свернуть влево и вправо: был поэтом, музыкантом, сборщиком очков, галеристом, сейчас я журналист. Чувствую себя молодо и, возможно, ещё что-нибудь сделаю, но это будет не работа во власти. Я ведь был политтехнологом Николая Шаклеина (экс-губернатор Кировской области - ред.), начальником пресс-службы его избирательного штаба, работал с политтехнологами в Коми, и у меня были предложения, но я сказал, что это не моё.
Назовите главные задачи СМИ сегодня.
- Предоставление качественной, своевременной и удобочитаемой информации, которая не только даёт человеку понимание о событии, но ещё и учит, как правильно говорить по-русски.
Предложить новость
