Никита Белых: «Мы в погоне за формами теряем содержание»

Мы задавали эти вопросы в условиях цейт-нота – в коротких перерывах между рабочими встречами и совещаниями первого лица. О проблемах бизнеса и проблемах с бизнесом, о гражданском обществе - у нас и на Западе, а также о личностной трансформации в условиях "идеального шторма", - заключительная часть проекта «День с губернатором». Эксклюзивное интервью.

Никита Юрьевич, реструктуризация органов исполнительной власти состоялась. Было сокращено около 10% штатной численности. Я знаю, что есть ведомства, которые столкнулись с нехваткой специалистов. Сегодня есть проблемы с последствиями этого процесса?

- Тут ситуация какая. Понятно, что любые сокращения вносят свой дискомфорт в работу. Но надо понимать, этот дискомфорт вызван привычкой к сложившемуся функционалу или это, действительно, что-то содержательное? Если это вопросы привычки к тому, что какие-то люди выполняют какую-то работу, то этот дискомфорт в течение полугода исчезает. Если реально возникают "дырки" в каких-то функциональных вещах, мы такие вопросы отдельно рассматриваем и принимаем решение. На мой взгляд, на сегодняшний день проблемы нет. Острых ситуаций за все это время было 3-4. Ну плюс бывают такие внутренние "разборки", по пограничным функциям, когда непонятно, к какому органу исполнительной власти они относятся, и все начинают их перекладывать друг на друга.

Никаких сокращений без согласования с профильными министрами не происходит. Они могут жаловаться, спорить, но когда решение принимается, они его сами визируют. Здесь дело в том, что процесс выполнения государственных функций очень гибкий, и постоянно что-то новое появляется. То федералы какие-то функции передали без соответствующего обеспечения, то в силу закона возникли дополнительные функции. Тогда мы с каждым в отдельности проговариваем. У нас были "бои" с Галицких полгода по аппарату комиссии по делам несовершеннолетних. Там объем загрузки большой, а штатная единица – одна. Выделили.

На итоговой пресс-конференции Вам задавали вопрос о запрете на выплату премий бюджетникам. Запрета, может, и нет, но сам факт есть. По факту люди стали реально меньше зарабатывать без сокращения оклада, но с учетом различных административных манипуляций. Вы об этом знаете?

- Я могу оперировать категориями, касающимися общей ситуации. Фонд оплаты труда бюджетников не уменьшился. Другое дело, что фонд оплаты труда – это такая средняя температура по больнице. Условно говоря, когда он сильно растет - "прилив поднимает все лодки". При экономическом росте выигрывают все – и эффективные и неэффективные. Когда он растет, разные диспропорции незаметны, потому что у кого-то она увеличилась на 5%, а у кого-то – на 10%. А когда он, пусть даже не уменьшается, но хотя бы не растет, все нюансы начинают всплывать: отдельные коэффициенты, почасовка, эффективность и так далее. Плюс, чего греха таить, не самая высокая, к сожалению, профессиональная компетенция отдельных руководителей бюджетной сферы. Вот была прямая линия. Ситуация в Нолинске: уменьшение заработной платы в детском садике. А там просто в прошлом году им неправильно дополнительные деньги завели и они, обрадовавшись, их распределили в качестве заработной платы. А потом, соответственно, ошибку нашли и вернули зарплату на прежний уровень. Она у них не уменьшилась, а стала прежней. Они получали 14-15 тысяч, а в конце 2015 года стали получать 19-20 за счет этого, потом им снова стали платить 14, и они это восприняли, как понижение.

Насколько велика вероятность сокращения зарплат бюджетникам в этом году?

- Не будет этой ситуации. Потому что это такая защищенная статья бюджета. Мы, скорее, какие-то коммунальные расходы не заплатим.

Давайте о малом бизнесе. Он даже в относительно стабильные годы не всегда успевает достичь какого-то серьезного роста. Тем более, сейчас. Вы работали в бизнесе в свое время. Считаете, та поддержка, которую предлагает сегодня профильное министерство, соответствует времени, ситуации, потребностям?

- Соответствует. А предпринимательство, по-Вашему, заключается в том, чтобы взять у государства деньги и что-то на них сделать? Когда я занимался предпринимательством, вообще никакой поддержки не было. Никогда в жизни ни одной копейки из бюджета не получал. Это и есть предпринимательство.

- Сколько денег господдержки получил Майкрософт? Или Гугл? Или Эппл? Да нисколько. Та поддержка, которая сейчас есть, достаточная. Если нет предпринимательского духа, предпринимательской идеи, предпринимательских амбиций, их хоть засыпь деньгами, ничего не будет. Поддержка, деньги – все это является важным, но не единственным фактором для развития предприятия. Ну это мое мнение, как предпринимателя в прошлом.

- Да, эта проблема есть. Но, если мы говорим про малый бизнес, его роль в наполнении бюджета крайне невелика. Это объективно. В целом наша доходная часть бюджета по собственным доходам составляет порядка 25 млрд рублей. Малый бизнес, если считать тех, кто находится на формах упрощенки и так далее – это 1,5 млрд рублей. Из 25. Здесь, скорее, другая проблема. Представьте себе некое сообщество, часть которого – жулики, а часть – порядочные. Есть те, кто должен контролировать или собирать налоги. Они, постоянно сталкиваясь с нарушениями, видят во всей этой общности жуликов. Знаете, есть профессиональная деформация прокуроров, следователей, которые общаясь с определенной категорией, на всех смотрят с подозрением? То, что среди предпринимателей, действительно, есть те, кто не платит никаких налогов, в гробу видал все эти пенсионные фонды, фонды обязательного медицинского страхования – это реально так. Честные предприниматели, когда сталкиваются с предвзятым отношением к себе со стороны фискальных и правоохранительных органов, удивляются. А чему тут удивляться? Вы со всеми этими товарищами знакомы лично. Приезжаешь в район, сидят предприниматели, жалуются на проблемы в сфере лесозаготовки, допустим. Я говорю, слушайте, вот мы, сидящие в этом зале, знаем, сколько предпринимателей здесь незаконно рубят лес и не платят налогов. Да? – Да. Я говорю, назовите их. Все молчат, потому что они с ними переженились, в баню ходят и родственники там все. И они считают, что выдавать жуликов - нехорошо. Ну так если ты не хочешь выдавать, будь готов, что к тебе будут относиться так же, как к жуликам. Вот и всё.

Мы же давно занимаемся темой теневой занятости. Это не только предпринимательство. Это те, кто получает зарплату в конвертах. У нас есть выверенная цифра из Пенсионного фонда, Фонда ОМС. Знаете, о каком масштабе идет речь? Сколько у нас людей трудоспособного возраста, которые по каким-то причинам не работают, не стоят на учете? 160 тысяч человек. То есть 160 тысяч человек, которые не платят никаких налогов. Подчеркну, еще раз: это не студенты, не инвалиды – мы их исключаем из этого подсчета. Тут можно говорить, что это работодатель виноват. Ну как? Ты знаешь, что твой работодатель не платит за тебя никаких налогов, и мы еще за них платим, потому что они у нас числятся, как безработные. Мы только за них платим больше 1 миллиарда рублей в год в Фонд ОМС. При том, что они НДФЛ укрывают порядка 5 млрд рублей в год. Вот эти 160 тысяч человек. Я извиняюсь, но у нас всего работоспособного населения 700 тысяч человек. Получается, более, чем пятая часть – нелегалы. Среди них, в основном, малый бизнес. Потому что на "Уралхиме" все оформлены, на заводе "Лепсе", на "Маяке" – тоже. Крупным предприятиям такие вещи скрывать тяжелее. А малому бизнесу – проще. Вы это знаете, это знает налоговая, это знают правоохранительные органы, Пенсионный фонд. Как, Вы считаете, они будут после этого относиться к предпринимателям?

Ну кого мы тут обманываем? У нас, бывает, сидят на комиссии предприниматели и говорят, что 5 тысяч рублей - заработная плата у сотрудников, а потом обижаются на отношение со стороны правоохранителей. К сожалению, от этого страдают и "честные пяточки", которые реально работают. Все в отдельно взятой отрасли знают, где, как платят зарплату. Никто же не пишет заявление. На Западе почему существует то гражданское общество, о котором мы все время говорим? Потому что первый, кто сообщает о том, что сосед что-то разгружает по ночам в подвале, и не является ли это тротилом – это его сосед. Они 20 лет вместе барбекю жарят на заднем дворе, но он ни на минуту не задумается, что он кого-то заложил. Потому что он понимает: если этот сосед - террорист, пострадают все. Кто первый там сообщает о нарушениях на дорогах? Не видеокамеры, а люди. Это и есть гражданское общество. Первые, кто закладывают незаконно работающих предпринимателей - это их соседи по цеху. Мы должны понимать, что те, кто не платит налогов, плохо делают не только бюджету. Они вам делают плохо, поскольку они оказываются конкурентнее вас, потому что у вас издержки выше. Крупные предприятия лесопромышленного комплекса говорят: "Мы не можем выиграть ни один аукцион. Потому что приходит компания, которая не платит налогов, у них никто не оформлен. Они задирают цену на этих аукционах, мы столько не можем платить за лес". А мы, в силу законодательства, не имеем права спросить: ты вообще налоги платишь или нет? У нас по закону один критерий – цена на аукционе. В результате, у нас сотни компаний, которые никаких платежей, кроме платежа за аренду леса, не платят. Но жалуются предприниматели не на них, а на государство, которое им, видите ли, не помогает.

- К сожалению, ужесточение законодательства - тоже не панацея. Вот вам там что-то пишут про развитие гражданского общества. На самом деле, гражданское общество, предпринимательское сообщество – не важно, люди должны поменять свое отношение к тому, что происходит. Не быть потребителями. Гражданское общество – это общество, которое само чего-то хочет и делает, а не просто сидит и спрашивает: «А чё, когда вы нам дороги сделаете?». Гражданское общество - это те, кто занимает позицию соучастника всех процессов. То же самое касается предпринимательского сообщества. Во многих странах самые мощные структуры – это те самые саморегулируемые организации! Ассоциации стоматологов, работников транспорта и так далее. Они реально следят за чистотой рядов, поэтому, у них нет необходимости заниматься лицензированием и контролем со стороны государства. Эти организации понимают: если кто-то из их членов окажется жуликом, они все пострадают. У нас формы СРО – это формальные структуры. Хоть кто-то из членов СРО сказал: «Алё, ребята, там какие-то жулики бабки собирают, а мы потом будем отвечать»? Нет. Мы в погоне за формами теряем содержание. То же самое с гражданским обществом происходит. Когда насоздавали гражданских институтов, названий красивых напридумывали, а толку?

- Там несколько позиций. Я заинтересован в том, чтобы общественные институты повышали свой статус. Право законодательной инициативы – это некий дополнительный бонус, который дает дополнительный статус палате. Что определяет статус палаты в глазах самих членов Общественной палаты? - То, что они реально могут сделать. Законодательная инициатива – это то, что они реально могут сделать. Воспользуются они им или нет – это уже другой вопрос, и в этом плане вся эта дискуссия о том, почему общественники не могут выдвигать свои инициативы через депутатов, и есть ли эти инициативы - в каком-то смысле очень правильная. Это обсуждение. Но я хочу, чтобы у них был некий карт-бланш, и если они хотят себя проявить, пусть у них будет такая возможность. У нас тут беспроигрышная позиция. Если им удастся – замечательно. Не удастся – в последствии каждому выступающему общественнику я скажу все, что думаю, на примере этого.

- А в чем противоречие? Капитал – это потенциальная энергия региона. Это то немногое, если не единственное, что может как-то изменить и преобразовать регион. То, что самим людям надо меняться, я об этом говорю постоянно. Борьба с патерналистскими настроениями – это из той же оперы, я об этом и говорить уже перестал. Для того, чтобы что-то изменить, нужно, прежде всего, поверить в себя.

- Это же очень сложно, это не я должен оценивать. Мне говорят, что я меняюсь, но мне сложно оценить, является ли это результатом моей работы здесь, или следствием, пардон, дряхления организма. Не знаю. Многие обращают внимание, что я улыбаться стал меньше. Как-то по-другому стал относиться к окружающей действительности.

- Этим вопросом занимается мой заместитель. Он определяет информационную политику и решает: давать/не давать интервью. Я спокойно отношусь к любым форматам, к любым СМИ, но целесообразность и прочее – это за ним. К примеру, он считает, что прямые линии нужны. Возможно, внутренне, я и не очень с этим согласен. Но каждый выполняет свою работу, и я с него спрашиваю за информационную политику в целом.

- Может быть, отчасти. Но это последствия взросления, я думаю. Я уже употреблял понятие «идеальный шторм». Когда разные явления - сначала природные, а теперь и в экономике это используется, вместе дают синергетический эффект, который не может дать каждый из факторов по-отдельности. Так и здесь. Мое 40-летие само по себе не является фактором, способным что-то сильно изменить. Но сочетание: 40-летие, долгое пребывания на одном рабочем месте (я дольше, чем здесь нигде не работал), общеэкономическая ситуация не самая простая – еще что-то может. Накладывается большое количество разных факторов, и ты начинаешь думать, что пора что-то изменить, по-другому относиться к окружающей действительности.

- И куда на этот раз я ухожу?

- А что там делать-то, в Москве?

- Нет.

- Мне пока есть, о чем думать. У меня есть задачи, есть планы. Я должен делать ту работу, которую мне доверил избиратель.

- Наверняка есть. Но я не вижу смысла сейчас перечислять их фамилии.

Фото: Свойкировский.рф