О том, как живётся людям с ограниченными возможностями здоровья в Кирове, как они могут себя реализовать, рассказал руководитель центра поддержки людей с инвалидностью «Неваляшкин» Иван Глинчиков в интервью порталу Свойкировский.
Иван, расскажите немного о себе
Я родился в Кирове в простой семье. Мама всю жизнь работала преподавателем музыки в колледже искусств, а отец какое-то время уезжал на вахты, а потом работал здесь плотником. У меня есть брат, он 13 лет как служит офицером, окончил в 2008 году КВАТУ.
Я сам человек с инвалидностью с детства. У меня проблемы со зрением, поэтому я не знаю, как бывает по-другому. В раннем детстве, до 5-6 лет, мама водила меня за руку. У меня глаза не терпят яркий дневной свет, мне было сложно ориентироваться в городе. Но хорошо, что детсад и школа находились в шаговой доступности. Помню, в детстве я ходил за ручку всегда с закрытыми глазами из-за дневного света. Спотыкался. Но мне это дало опыт преодоления барьеров: я знал, через какое время начинается бордюр или дворовый проезд. Потом, когда мы росли, превратились в шальную молодёжь, у нас была хорошая дворовая компания. В нашей семье и в моём окружении, в детском саду, школе не было понятия инвалидности. Одноклассники знали, что я всегда сижу за первой партой и если мне что-то не видно с доски, я мог свободно встать и списать с доски. Но обычно я не списывал, а подходил, читал, запоминал и переписывал в тетрадь. Тогда у меня развилась очень хорошая память, так как мне приходилось запоминать информацию и сразу её писать. Это было на протяжении 11 лет. Школу я окончил с золотой медалью.
В институте всё повернулось совсем по-другому. В старшей школе и на первом курсе института ходил в очках, потому что родители пытались вместе с докторами проводить медицинскую реабилитацию: что-то удалось исправить, что-то не удалось. Сейчас инвалидность бессрочная, когда я пришёл в 18 лет на комиссию медико-социальной экспертизы, где устанавливают группу инвалидности, мы хорошо поговорили с докторами. Они сказали, что медицина не дошла до того уровня, чтобы что-то исправить. Спустя 17 лет медицина не сдвинулась до того уровня, чтобы исправить дефект, который есть со зрением.
В институте я первый курс ходил в очках, но мне так надоело сидеть за первой партой, что я сидел всегда за последней, все пять курсов. Я учился в Сельхозакадемии, потому что она была рядом с домом, тем более я уже начинал работать в общественной организации инвалидов. В институте был экономический факультет, хорошая специальность «Финансы и кредит», поэтому я не стал искать другие варианты. Поступил с первого раза. Со второго курса я выкинул очки, потому что однажды, глядя на доску, у меня перед глазами всё расплылось. С 2006 года я не ношу очки в принципе, только тёмные в солнечную погоду. Институт в 2009 году я окончил тоже с красным дипломом. Несмотря на то, что мы позволяли себе отдыхать, прогуливать, работать, ходить на дискотеки, всегда находили время на учёбу.
Столкнулись ли вы с трудностями в студенчестве из-за зрения?
Нет, абсолютно нет. Я даже не помню, вставал ли вопрос в студенческой группе об инвалидности. Из преподавателей никого это не интересовало. В институте я уже не пользовался привилегией подойти и что-то списать с доски. На тот момент появились ксероксы, я либо копировал, либо мне помогала моя одногруппница. Я никогда не ощущал нагрузку на зрение от учебников. У меня прописан запрет зрительной нагрузки, работы с компьютером – всегда это запрещали. Но как иначе? Глаза периодически болели, сейчас, может быть, организм адаптировался, привык. Думаю, что у всех от зрительного напряжения болят глаза.
Как вы попали в общественную организацию инвалидов?
В 2006 году мы пришли в общественную организацию инвалидов, сначала в областную, затем – в районную. Нас родители сюда привели ещё в далёком детстве, мы участвовали в фестивалях, праздниках. А с 2006 года начали здесь работать как волонтёры, в 2009-м на меня возложили обязанности заместителя руководителя, а с конца 2010-го – избрали председателем организации. Меня отговаривали, да и сейчас продолжают, но я уже тогда понимал, что за четыре года мы вложили сюда огромное количество усилий, знаний, и даже на тот момент было жалко бросить, а сейчас, спустя 15 с небольшим лет, – тем более. У меня уже третий срок полномочий – у нас выборная должность.
Вы руководите центром поддержки людей с инвалидностью «Неваляшкин». Расскажите о его создании.
Когда мы задумывали этот проект в 2018 году, плохо понимали, что это будет. Открывая центр в 2019 году, получили площадку некоего времяпровождения, досуга, содержательной части тогда было очень мало. Были игротеки, прикладное творчество. Так мы работали полгода-год. Потом поняли, что тратим своё время, ресурсы, но не получаем ничего материального, нет видимого результата работы. Да, ты можешь видеть улыбки людей, их отклик, но любой человек хочет видеть результат своего труда. С конца 2019-го – начала 2020-го начали перестраивать работу на полезность, чтобы люди, которые туда приходят, могли сделать вещь (мыло, керамическое или ткацкое изделие, свечи) либо получить практические навыки, полезные в обычной жизни. Например, пользоваться приложениями для мониторинга общественного транспорта, госуслугами, банковскими приложениями, cоцсетями.
Специально мы не давали огласку, не размещали информацию в СМИ и социальных сетях об открытии центра. Это наш большой минус. О нём всегда говорят наши коллеги из других НКО, органов власти. В основном информация распространялась по принципу «сарафанного» радио. Стараемся хотя бы раз в год делать презентацию наших мастерских и приглашать руководителей региона и города.
Сейчас у нас около 140 человек, которые ходят в центр на постоянной основе, как минимум раз в неделю. Для нас это уже большая цифра, мы уже не входим в то помещение, которое у нас сейчас. Хотя в 2019 году казалось, что помещение площадью 300 кв. метров – оно огромное, глаза разбежались. Сейчас я бы, наверное, взял в десять раз больше даже не задумываясь.
Расскажите, кто работает у вас и кто посещает центр? Какие занятия проходят?
По поводу педагогов – это отдельная история. У нас огромное количество людей, кто работал, так или иначе, в центре, но с 2019 года произошла сильная смена кадров. Те, кто сейчас работает, – это педагоги, которые не равнодушны, не боятся проблем, у них высокий уровень человеколюбия, с искренней любовью относятся к нашим ребятам вне зависимости от возраста. Самому маленькому посетителю, который к нам ходит, – 2 года. Он ходит с братом, которому 5 лет. Самому старшему, если я не ошибаюсь, 85 лет.
Важно любить людей, к которым ты приходишь. Педагогов мы ищем через знакомых в основном. У нас есть два преподавателя, которые сами являются родителями ребят с инвалидностью.
Преподавателей ориентируем на полезность. Единственное направление, которое сложно оценить мне как руководителю, – занятия в тренажёрном зале или гимнастикой. Здесь каждый человек оценивает для себя, насколько ему легче после этих занятий, например, двигаться. Всё остальное чётко видно – можно попробовать, потрогать, посмотреть.
У нас проходят занятия: суставная гимнастика, в тренажёрном зале (у нас три замечательных тренера: два молодых человека и девушка), обучение смартфонам, планшетам (спрос не маленький),ткацкая мастерская, швейная, вязальная, художественная, мыловаренная, свечная. Есть ещё арт-терапия с психологом. Очень хочется полиграфическую мастерскую, столярную, но у нас уже нет места.
Обучаете ли вы педагогов, как работать с людьми с инвалидностью?
С людьми с инвалидностью есть разные техники работы и зачастую им нужно квалифицированно обучаться, получать диплом, проходить курсы повышения квалификации. Но мы специально не учим, это опять же минус. Мне многие мои преподаватели говорили, что есть потребность даже не в обучении, а в стажировке в подобных организациях. Хочется посмотреть: а как у них? С точки зрения быта и проведения занятий. Большинство наших педагогов имеют профильное образование: физкультурное, педагогическое, специальная психология, либо арт-терапия. Есть преподаватель с образованием адаптивной физической культуры.
Когда преподаватели устраивались в центр, у многих был вопрос: «А как работать с ребятами с инвалидностью? Какие есть особенности? Что можно, а что нельзя?» Я всем отвечал одинаково: не делайте никаких скидок людям с инвалидностью, они обычные люди. Если человек по каким-то причинам не может что-то сделать, он сам скажет о том, что ему нужна помощь, или вы сами это увидите, так как некоторые ребята стесняются. Не ставьте планку сразу ниже, поставьте планку в уровень себе и посмотрите. Если кто-то будет работать в уровень вас, оставьте его, не занижайте человеку эту планку.
Я считаю правильным, когда наши преподаватели не делают скидок. Мы и ребятам, и преподавателям говорим: вы должны сделать вещь, которую можно продать, либо вы её должны выкупить сами. Изделие должно иметь хороший товарный вид. Если мы его не продаём, а дарим кому-то, например, благотворителям или партнёрам, должно быть не стыдно вручить.
Мне кажется, что людей с инвалидностью загоняют в четыре стены. Мы не можем себе это позволить. Я более чем уверен, что это идёт на благо человеку. По крайней мере, по этой причине от нас никто не ушёл.
Насколько я знаю, вы хотите осуществить мечту – создать отдельное здание для центра. Расскажите об этом подробнее.
После поездки на стажировку в Йошкар-Олу я увидел два направления – сублимационная печать на кружках, тканях и занятия по керамике методом шликерного литья.
Мечта об отдельном здании появилась в начале октября, когда я вечером шёл по городу. Смотрю: тут был деревянный кирпичный дом – снесли, тут был аварийный – снесли, расчистили, и думаю: вот было бы классно, если бы нам отдали этот участок под здание. Аварийные дома же небольшие, поэтому на месте их полноценную высотку будет проблематично построить. Вот уже два месяца эта мечта есть. Я даже выпросил в кировском вузе огромную стопку давнишних студенческих работ с дизайн-проектами различных учреждений, там есть и реабилитационные учреждения для детей-инвалидов, дома культуры и досуговые организации. Чтобы понимать, как мыслили студенты-профессионалы на выпуске. Это маленький первый шажок.
И в конце октября глава администрации Вячеслав Симаков эту же тему поднял в СМИ. Разговор с депутатами касался пустых участков, которые остаются после домов, и их распределения.
Мне хочется, чтобы у каждой мастерской было своё пространство, потому что сейчас у нас один кабинет делит до четырёх мастерских. Также мне хочется, чтобы была зона отдыха с телевизором, игровой приставкой либо элементами психологической разгрузки, чтобы человек мог комфортно подождать начало занятия. Хотелось бы создать буфет, чтобы ребята готовили что-то сами и не только для себя, но и для горожан и гостей. Чтобы можно было посидеть поговорить за чашечкой кофе, поучаствовать в мастерских. Нельзя не сказать о теме самостоятельного проживания, которая сейчас очень актуальна. Наверное, всё-таки будет одна-две-три тренировочные квартиры. Здание, конечно, должно быть с лифтом и находиться в центре города, так как для наших людей очень важна транспортная доступность.
Доступна ли в Кирове городская среда? С какими трудностями сталкиваются люди с ограниченными возможностями здоровья?
Это очень больная тема. Программа доступной городской среды начала активно реализовываться с 2011 года, но профессионально этим стали заниматься с 2018-го или 2019-го года, с тех пор как в профильном министерстве социального развития появился отдел по делам инвалидов и специалист, который занимается координацией деятельности по организации доступной среды. До этого, к сожалению, такого не было. Я тоже внештатный сотрудник министерства соцразвития по вопросам формирования доступной среды. Честно, очень не хотелось идти на эту должность, потому что у меня и так большая нагрузка, но уже три года как я работаю там. На протяжении этого времени мы убеждаем органы власти, местного самоуправления и коммерческие организации, подрядчиков и проектировщиков при ремонтах и благоустройстве общественных пространств 100 % обеспечивать доступную среду.
Почему с доступной средой всё ещё остаются проблемы? Часто слышу: «Инвалиды к нам не ходят». Они к вам и не придут, потому что у вас нет доступной среды. Этот стереотип присутствует в массе. Если бы мы в 2018-2019 годах не начали требовать понижения бордюров на каждом тротуаре, не выходили с ОНФ и в прямом смысле слова не тыкали в каждый бордюр и не показывали бы на косяки, мы до сих пор прыгали бы по бордюрам.
Пять лет назад мы поднимали вопрос о ПАЗиках с зачехлёнными подъёмниками. Их никто никогда в жизни не расчехлит, пассажиры не будут ждать. Нам говорили, что низкопольные автобусы дорогие, не будет большого пассажиропотока. Было много отговорок, но мы смогли сломить эту ситуацию. Сейчас покупаются только низкопольные автобусы. Если я не ошибаюсь, 123 таких автобуса и около 20 или 30 троллейбусов. Счёт пошёл на сотни, а пять лет назад были лишь единицы.
А какие общественные места в Кирове самые проблемные?
В Кирове два проблемных объекта, где огромная проходимость.
Железнодорожный вокзал. Когда мы пришли туда с проверкой, первое, что нам показали, – проектную документацию с тремя печатями общественных организаций людей с инвалидностью – Всероссийского общества инвалидов, общества слепых и общества глухих. «У нас всё согласовано, чего вы пришли к нам с проверкой?» Мы довели дело до суда, суд нас поддержал и обязал исправить нарушения.
И второе – это парк имени Кирова. Мы не смогли отстоять там доступную среду, потому что проектировщики подсуетились и поставили печать, согласовали с одной из общественных организаций инвалидов. Соответственно, они умыли руки, хотя огромное количество нарушений в парке. А это центральный парк, где будут проходить, я уверен, мероприятия к 650-летию Кирова. В парк будет вложено 500 с небольшим миллионов рублей, и если его сделают без учёта потребностей людей с инвалидностью, то это будет серьёзный проигрыш для нас.
А какие именно там нарушения?
Парк сложный, там огромное количество лестниц, запроектированы неудобные ступеньки по высоте и ширине, а также поручни у лестниц. Для людей на колясках не везде запроектированы пандусы, хотя мы давали конкретные проектные решения, как их сделать грамотно и удобно, не на каждой лестнице. Хотя в документах прописано, что каждая лестница должна быть оборудована пандусом. Мы показали, где можно сделать их, будет удобно родителям с колясками и людям на инвалидных колясках, также будет обеспечен подход и к верхнему пруду, и к нижнему.
У нас были претензии по размещению скамеек. Для человека с инвалидностью они должны быть со спинкой и хотя бы с одним поручнем. Хотя бы каждую десятую скамейку сделать такой, но нас не до конца услышали. Мы не просили укладывать весь парк тактильной плиткой, устанавливать звуковое сопровождение, мы просили элементарные вещи. Писали официальные письма, указывали размеры, направляли в адрес администрации Кирова ни одно, ни два письма. Получали ответы: «Да, замечания будут учтены». В итоге в проектной документации, которая получила положительные заключения госэкспертизы, эти замечания так и не учли.
Когда мы выезжаем на семинары, я специально беру с собой коляску, сажусь в неё и падаю, показываю, как это работает на практике.
Как помочь человеку выйти из депрессии, справиться со стрессом, если по обстоятельствам он стал инвалидом?
Создавать условия. Только так. Очень просто представить себя, например, без обеих ног и подумать: а как я утром встану с постели? А как я дойду до душа? Как буду спускаться, если нет лифта? Как сяду в автобус? Для людей, которые получают травмы, особенно если они связаны с опорно-двигательным аппаратом, это колоссальный стресс. К твоим проблемам, которые есть, добавляются не проблемы, а барьеры, которые созданы не тобой. Они созданы системой, например, старые дома, неприспособленные для инвалидов, старые или нечищеные тротуары, транспорт. Но есть и другая проблема – бюрократия, с которой сталкивается человек, получая травму, инвалидность. Чтобы сделать протезы, нужно пройти семь кругов ада. Если у человека нет поддержки семьи, это убьёт его как личность. Что с этим делать? Только создавать условия безбарьерности в самом широком смысле этого слова.
Фото на главной: Иван Глинчиков, в тексте: Свойкировский