Как семилетний мальчик выжил в немецком плену.
В годы войны в немецком плену оказались десятки тысяч советских граждан. Ад фашистских концлагерей был страшнее боёв на фронте: людей сжигали заживо, морили голодом, проводили чудовищные медицинские эксперименты. В трудовых лагерях узники умирали от истощения и непосильного труда. Система не щадила и маленьких детей. В преддверии Дня Победы портал Свойкировский встретился с председателем регионального Союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей Виктором Петровичем Шарко.
Союз бывших малолетних узников фашистских концлагерей появился относительно недавно — в конце 80-х годов. В Кирове он объединяет около 80 человек. Многие из них уже не ходят самостоятельно. Возглавляет организацию Виктор Петрович Шарко, который попал в фашистский лагерь, будучи ещё дошкольником. Виктор Петрович родом с Украины: он родился в городе Старый Крым, где похоронен наш земляк — писатель Александр Грин.
Война началась, когда ему было всего четыре года. Отец, бывший директор молокозавода, сразу ушёл в партизаны, а мать с двумя маленькими детьми попала в немецкую оккупацию, в которой провела почти три года. Старый Крым наводнили пособники фашистов, иногда — из местных жителей, которые держали в страхе весь город.
— Была в городе такая зажиточная семья — Шелепы, — рассказывает Виктор Петрович. — Когда немцы пришли, они на их сторону встали. Сыновья главы семейства дезертировали, сдались в плен и стали служить немцам в качестве полицаев, чтобы лучше жилось. Ходили, грабили народ, проводили карательные экспедиции. Мне отец рассказывал, что цинга началась, ели всё подряд. А эти полицаи немцев продуктами снабжали. Помню, был один учитель, коммунист, помогал партизанам. Его выдали. И нас, детей, ночью подняли и погнали смотреть на его казнь. Напротив кинотеатра росло дерево, так на нём людей вешали, как груши. Ещё были мальчики из семьи Стояновых, подростки все. Тоже помогали партизанам, их запытали до смерти прямо на глазах у матери. А когда немцы из Крыма уже побежали, они 156 семей вырезали в деревнях.В марте 1944 года немцы отправили семью маленького Вити вместе с другими жителями Старого Крыма в концлагерь. Семью Шарко выдали местные пособники фашистов.
— Нас всех погрузили на подводы, а детей за 90 км гнали полицаи. В том месте, откуда нас должны были передать в лагерь, мы две недели просидели под открытым небом. Не давали ни еды, ни воды. Люди иногда кидали какие-то крохи через проволоку… Вокруг всё уже было разрушено, повсюду лежали осколки черепицы, в которых скапливалась дождевая вода. Так и перебивались.Именно тогда, в подводе, 7-летний Виктор Шарко впервые увидел свою будущую жену — Капитолину. Эту встречу он запомнил на всю жизнь, в деталях:
— Такая картина. Вижу, сидит девочка лет трёх, держит в руках куклу. Мимо шёл полицай с винтовкой. Взял и отобрал эту куклу. Какая-то женщина хотела игрушку вернуть, а он с силой толкнул её прямо на дорогу. У меня всё это до сих пор перед глазами. Потом, когда я жене об этом рассказал, оказалось, что это была её бабушка. Сама Капитолина слишком маленькая была, меня не помнила. Её семью тоже выдали немцам местные пособники фашистов.Спустя две недели детей повезли в Симферополь, в тюрьму, а затем — в Румынию. Так начались его долгие изматывающие скитания по Восточной Европе: детей возили по лагерям, как скот. Из Румынии — в Венгрию, Чехословакию, Польшу. Затем — в австрийский Маутхаузен — один из самых известных концлагерей, где было замучено и расстреляно более 300 тысяч человек. Часть взрослых мужчин оттуда забирали на фабрики и заводы, а женщины и дети доживали свои дни в тюрьме. В любой момент их могли босыми отправить в другой лагерь: пешком, без обуви, в обносках. На день узникам давали по кусочку хлеба и баланду из брюквы. У Вити Шарко было крепкое здоровье, но и он выжил чудом. В некотором роде, ему даже повезло: мальчика отправили на работы в венскую усадьбу, где ребята 6–14 лет бесплатно трудились на полях наравне со взрослыми.
— Поселили нас в курятник, управляющий нас каждый день лупил, как сидоровых коз. Жили мы хуже, чем скот на той ферме, — вспоминает Виктор Петрович. — Коров было много: голов 400, и каждая в своём помещении. Мы работали не только в поле: ещё гусей пасли. А те знали, где горох рос. Мы, мальчишки, побежали за ними. Увидели этот горох. Нас-то ведь не кормили, мы его как начали набирать. Управляющий всё это заметил и очень сильно тогда избил. Несколько месяцев я так прожил. Освободили нас в апреле 1945 года. Солдаты на нас смотрели с трудом, даже плакали: настолько мы все были худющие… Дорога домой, на Украину, была опасной: можно было попасть под обстрел. Многие дети остались без родителей, их определили в детдома. Отец вернулся с войны с очень тяжёлым ранением, работать уже не мог, но занимался хозяйством, охотой, пчеловодством. Я в школу опоздал на год — пошёл в восемь лет. Но ничего, нормально отучился. Физически я был здоров, хотел поступить в лётное училище. Медицинская комиссия меня пропустила, а мандатная — уже нет, потому что я был в концлагере. Кому я только не писал письма, даже самому высшему руководству страны. Ведь я был совсем ребёнком. Ну какой из меня шпион? Даже Жукову письмо отправил. Потом мне всё-таки прислали справку из архивов в КГБ, что компрометирующих материалов на меня нет.Правда, в лётное училище Виктор Шарко поступать передумал: после армии окончил институт, и уже в мирное время вновь встретил Капитолину: у них родилось четверо детей. Судьба распорядилась так, что немецкий плен стал не последней трагедией в жизни Виктора Петровича. В 93-м году погиб его сын, в прошлом году он потерял старшего сына и любимую жену. Несмотря на все испытания и трудности, Виктор Петрович остаётся человеком удивительного жизнелюбия, он совсем не выглядит на свой возраст. Тяжёлое наследие своего детства он стойко перенёс благодаря семье и любимой жене, которую встретил в самые трудные времена.
Предложить новость
