Фронтовые истории: воспоминания ветеранов из Кирова о Великой Отечественной войне

Яговкина Анна Егоровна

– А когда писарем работала, нужно было передавать зарплату офицерам. Помню, самолёт летел, это было 27 километров через Мурманский залив. В один момент меня полностью до шеи завалило землёй. И я ничего не помнила. Только один военный меня нашёл, прибежал в штаб и сказал: «Вашего писаря завалило землёй». Все политруки прибежали, и я говорю им, что чувствую сильную боль в ноге. А у них с собой даже лопаты не было. Когда уже выбралась, меня в госпиталь не хотели отправлять, хотя я имела право две недели лечиться. Мне медсестра сказала, что если и отправят, то только в украинский или ленинградский, а там поставят в охрану и убьют. <...> Тяжёлая военная жизнь была. Не дай Бог никому.

– Воинские части тогда перемещались. На деревьях сидели «кукушки». На юге их не было, а на севере часто в засаде сидели. И как только видели, что идёт наш солдат, – сразу стреляли. Вот и в меня с дерева выстрелили и попали в ногу. А госпиталей на самом Кольском Севере было мало. Пришлось дожидаться американского корабля четырёхэтажного. Мне наложили шину, и я на улице, на снегу, две недели спала на раскладушке в полушубке. А сумку багажа использовала как подушку. На одной ноге валенок две недели не снимала. А на руки рукавицы надевала. Посредине ставили буржуйку и грелись. А после нас погрузили на борт. На нижнем этаже везли в Мурманск муку, а на остальных трёх этажах было 3700 раненых.

– Я дежурила. Нас было 12 телефонисток и две радистки. Телефонистки прибежали ещё восьмого числа в 11 ночи в землянку и сказали: «Девки, война закончилась». Какой сон. Все соскочили, побежали на улицу, а дневальный нас не выпускал, ведь ещё никому не объявили, что война кончилась. А потом командир части услышал хохот и пришёл к нам, спросил, кто объявил. Это была великая радость, все целуются, обнимаются. Мужчин послали в Мурманск на двух машинах привезти две бочки вина. Они привезли, и обед был, конечно, хороший. Ну и мужчины – лакомый десерт с красным вином. Домой я явилась 28 сентября, так как меня оставили ещё на Японскую войну как специалиста – радиста горных передач.

Жуйков Евгений Севастьянович

– Немцы знали, что готовятся кадры для Военно-морского флота, и старались уничтожить. Бомбили, бросали зажигательные бомбы, чтобы лес на Соловках горел, но ничего у них не получилось. Всё равно мы все всегда были в карауле. Особенно часто у складов боеприпасов. Стоишь, знаешь, что где-то тут диверсантов забросили или ещё что-то, неприятно ночью в одиночку стоять с винтовкой. У немцев были автоматы, а у нас винтовка Мосина старая, ещё с гражданской войны. У нас с вооружением было тяжеловато. Когда мы шли на дежурство, нам давали пять штук патронов. Сначала был дефицит. Это уже потом давали больше, чем надо.

– У нас в школе юнг была лошадь Бутылка. И эта лошадь была выпущена конюхом на траву и стреножена. Пареньку, который стоял на вахте, показались какие-то звуки. Он несколько раз спросил, кто идёт, но никто не откликался. Ему показалось, что-то мелькнуло, и он выстрелил и попал в лошадь. И сразу насмерть. Понятно, что лошадь потеряли, но его поблагодарили за бдительность. Там мог оказаться диверсант. Иногда, бывало, и спали на постах, но наказывали за это дело. Помню, ещё один юноша дежурил в учебном корпусе на посту и, видимо, заснул. Потом услышал, что что-то шуршит, и подумал, что кто-то идёт. Ему делать нечего. Знает, что проверяют, и сейчас будут наказывать. Он поднял голову и сказал: «Тише, мыши». А там действительно шла проверка. Над ним тогда посмеялись, но не наказали.

– Повезло, из моих сослуживцев никто не погиб. Команда была активная. Все принимали участие в любых операциях. Был у меня такой случай. Я тогда был командиром отделения штурманских радистов, и радиопеленги стали давать большое отклонение. Проверку нужно было начинать с самого верха мачты и осматривать все дюралевые трубы, разворачивать их и смотреть провод. Я полез на самый верх мачты по металлическим скобам. Оказалось, что в одном соединении четыре провода перевернулись. Ремонтировать разместились прямо на высоте, прикрепив к тросам деревянную скамейку. Соединить провода удалось, и только я закончил и стал спускаться, упал с этой высоты в море. Меня спасло, что была бортовая качка и я упал в воду, а не на палубу. У линкора корпус под водой, но там сделаны були, чтобы защищать днище корабля от мин. Шторм тогда был балла 3-4. Хорошо, что это было недалеко от бухты. На корабле сразу команду дали, что человек за бортом, но шлюпка подошла только через полчаса и меня за шкирку вытащили. После этого случая у меня виски поседели.

Шабалин Александр Петрович

– Я с родителями тогда жила в посёлке Новые Горки. К нам приехала жена моего брата Анатолия. Она мне предложила приехать уже к ним, чтобы посмотреть Москву. Родители отпустили. Я погостила в Москве неделю, уехала и забыла. А дом брата располагался недалеко от военного госпиталя. Через год Александр Петрович приехал в отпуск и пришёл к моему брату в гости, и увидел там мою фотокарточку. Мне она не нравится, а ему понравилась. Он попросил мой адрес, чтобы написать письмо. И так мы начали общаться по переписке.

– Я была на работе. Ко мне пришёл брат и стал улыбаться. Сказал, что Саша приехал. Перед этим он даже телеграмму не прислал, никак не предупредил. Уже через месяц, 25 июня, состоялась свадьба.

– Когда писал письма, долго думал, какие слова лучше подобрать. Мы не договаривались, но оба сохранили их. Это наш архив. Здесь вся жизнь, – рассказывает Александр Петрович.

С 20 января 1950 года по 2 мая 1961-го они написали друг другу 75 писем. Ветеран считает эти жизненные послания поистине драгоценными, ведь они явились судьбой двух сердец. С большой радостью он показывает гостям фотографии и папку с письмами – трепетно собранными в хронологическом порядке.

По теме

 

674

Как проходила акция «Подарок ветерану» на портале Свойкировский. Видео