Премьера в «Театре на Спасской» прошла – как всегда – при полном аншлаге и в присутствии регионального министра культуры, без чьего выхода на сцену и обязательных слов о том, «за чей счёт сей банкет», ни один новый спектакль на государственных сценах Вятки, кажется, появиться уже не может.
История о поединке чести между двумя порядочными людьми в версии режиссёра Егора Чернышова и художника Николая Слободяника больше всего напоминает партию в шахматы: благородное противостояние чёрных и белых, графичный, рассекающий пространство по периметру и диагоналям рисунок мизансцен. Ход – и на авансцене появляется фигура Фон Корена (артист Михаил Андрианов). Монолог. Ход – и с противоположной стороны мы видим Лаевского (Данил Русинов). Монолог. Послушные демиургу – не Чехову, а режиссёру – герои спектакля то выдвигаются вперёд, каждый со своей правдой, то отступают. И в этом танце отчётливо читается лиричный и светлый финал чеховской «Дуэли»: «В поисках за правдой люди делают два шага вперед, шаг назад. Страдания, ошибки и скука жизни бросают их назад, но жажда правды и упрямая воля гонят вперед и вперед».
И если современники Чехова сочли финал натянутым и не очень-то в него поверили, авторы спектакля без колебаний идут вслед за классиком. И не только не сомневаются, но и усиливают этот чеховский свет. Его в спектакле будет очень много. И даже если в одной сцене наступят тьма, чернота и безысходность, то уже в следующей этот свет непременно вернётся.
Мягкие, полные светлой грусти и с толикой надежды финалы спектаклей Егора Чернышова (если судить не только по «Дуэли», но и по «Каренину», его первой работе в «Театре на Спасской») - это, вероятно, подарок режиссёра своему зрителю. Наверное, в этом есть определённый гуманизм: не лишать тех, кто идёт на «классику», этого света в конце туннеля. Даже вопреки устоявшейся формуле, которая говорит нам о том, что XX век не терпит хэппи-эндов. Но сейчас на дворе уже следующий век, и ему, очевидно, очень хочется счастливых финалов. Пускай хотя бы и в театре. Чем ниже температура политической и общественной жизни в стране, тем, вероятнее, большей теплоты мы ждём в искусстве. Право режиссёра – оправдывать эти ожидания. Право зрителей – не соглашаться.
Наблюдать из зрительного зала за жизнью этих прекрасных, интеллигентных, красивых людей, в своё удовольствие пьющих домашнее вино, коньяк и водку на черноморском берегу в окружении гор и виноградников, много понимающих о самих себе («Я ничтожный, жалкий человек!», – говорит Лаевский, «Ничтожная, мелкая, пошлая, дрянная женщина», – думает о себе Надежда Фёдоровна) и ещё больше друг о друге, – удовольствие тонкое и изысканное. Особенно когда за пределами театра тебя ждёт утонувший в бесконечном снеге и безнадёге город. Со сцены говорят о природе нравственного чувства, рассуждают о том, где скрывается любовь к человеку и где нужно искать спасения («Только в себе самом!» – восклицает Лаевский). И звучит это даже не очень фальшиво. Вероятно от того, что есть в нас эта потребность – думать о чём-то кроме хлеба насущного.
Но любая игра – в шахматы ли, в Чехова ли – рано или поздно должна закончиться. Звучат выстрелы. Чемоданы собраны. Все слова прощания сказаны. И под чтение одного из писем Антона Павловича (роль Дьякона Победова и альтер-эго писателя исполняет артист Ирек Галлямов) неспешно и плавно танцуют герои чеховской повести. Звучит красивая музыка. Аплодисменты. Цветы. Гардероб.
Фото: Сергей Юферов
